среда, 28 сентября 2011 г.

Автобус из города



Это случилось прошлой весной.
Прошло больше года, но я помню всё, как вчера.
И буду помнить и через десять, и через двадцать лет.
Такое не забывается…


            Утром тридцатого апреля, погрузив в багажник старенькой «Таврии» джентльменский набор и родственные подарки, я отправился к тётке в Лановое, помогать с посадкой картошки. Особого желания не было, но, если быть справедливым, меня и так лет пять не трогали по данному вопросу. А сейчас основ­ной работник – мой двоюродный брат – учился где-то в столице, и картофельное благополучие семьи зависело исключительно от меня.
Предвкушая рабский труд на сорока сотках огорода,  я мрачно смотрел на дорогу перед собой. Солнце ярко светило, в приоткрытое окно врывался напоённый ароматами трав тёплый ветерок, и на­строение потихоньку пошло на лад.
            Полсотни километров позади – передо мной знакомый перекрёсток с указателем.
С детства это место всегда напоминало мне сказочное распутье: «Прямо пойдёшь – богатым станешь, Направо – коня потеряешь, Налево – жизнь потеряешь»… 
            Притормозив, я вдруг подумал: а ведь, действительно, как в сказке!
Основная трасса ведёт в столицу, куда многие стремятся именно ради богатства. Правый поворот выводит в Лановое, захудалое село моей тётки, где на разбитом тракторами просёлке можно угробить не одного «стального коня». Всё совпадает!  Но вот насчёт левого направления сказка явно погорячи­лась.
Там, в лесу, в трёх километрах от трассы, стоит красивое село Галявинки. В детстве мы часто бе­гали туда – купаться в ставке, ловить рыбу, а немного повзрослев – в клуб на танцы. В Лановом, кроме большой утиной лужи, водоёмов не наблюдалось, а из развлечений – только карты, семечки и радио. Кстати, в Галявинках живут мои друзья детства и пара однокурсников, которых не мешало бы навес­тить.
Тётка ждала меня только к вечеру, поэтому я развернулся и погнал машину влево, через поле, к радующей глаз зелени леса.
            И тут начались сюрпризы…
            Первым сюрпризом оказался поваленный ствол дерева, перегородивший дорогу на въезде в лес. Выбравшись из машины, я попытался откатить его в сторону, но, ощутив приближение грыжи, оставил эти попытки. Без трактора тут не разобраться.
Перебравшись через импровизированный шлагбаум, я решил оставшуюся пару километров пройти пешком. И вот тут меня ждал второй сюрприз: дорога исчезла. Справившись с минутным потря­сением,  я копнул ногой и обнаружил асфальт под толстым ковром из прелых листьев. Значить это могло только одно: вот уже несколько лет здесь никто не проезжал и не проходил.
Меня охватило нехорошее предчувствие, которое тут же развеялось. Скорее всего, жители Галявинок пользуются новой дорогой, той, что пять лет назад начали строить чуть севернее, и которая сливается со столичной трассой километрах в шести отсюда.  
Дороги нет, зато есть направление. Закинув за плечо рюкзачок с подарками и «платиновыми» су­венирами от «Хортицы», я шёл вперёд по зелёному туннелю, с наслаждением слушая соловьиные трели, свист, писк, щёлканье, щебетанье и  чириканье сотен невидимых пернатых певцов. Ветер шеле­стел  молодой листвой, внося свою лепту в симфонию весеннего леса.
            Внезапно вокруг потемнело:  солнце спряталось за тучей. И тут же над лесом раздался мощный низкий гудок, а следом за ним – тоскливое завывание автобусного двигателя.
            От этих звуков у меня мурашки пробежали по спине, но затем я невольно улыбнулся: в этих краях гудеть так мог только один автобус.
Принадлежал он Костику, моему другу детства, расторопному и работящему парню.
Когда-то Костя учился на механика, потом на водителя, а отучившись – устроился на работу в родном селе. Однако очень скоро ему наскучило гнуть спину на чужого дядю и получать за это копейки. Продав, с согласия родителей, дедушкин земельный пай, он выкупил у колхоза этот ста­рый «ЛАЗ», поставил на колёса и занялся «частным извозом» – ежедневно делал три рейса «Галявинки – город – Галявинки».  Чтобы привлечь пассажиров, Костя выкрасил свой транспорт в ярко-красный цвет, на крышу прилепил четыре дополнительных прожектора, а главное – снабдил  автобус гудком от грузового тепловоза. Теперь это чудовище было видно и слышно за несколько километров, особенно ночью, когда Костик возвращался из третьего рейса… Ох и сердились на «машиниста» местные ста­рички!
            Посмеявшись над своими воспоминаниями, я прибавил шагу, поднялся на поросший лесом холм и посмотрел вниз. Вот они, знакомые с детства места!
Чуть в стороне от дороги, за полуразрушенной кирпичной стеной, спряталось в лесу старое сельское кладбище, в другой стороне блестит на солнце ставок, а прямо подо мной раскинулась широкая сельская улица.   
            Галявинки почти не изменились с тех пор, как я последний раз приезжал сюда вместе с Костей. Те же аккуратные домики, утопающие в свежей весенней зелени, тот же клуб, магазин и бетонный на­вес остановки… Вдохнув полной грудью ароматный воздух, я спустился с холма и вступил в село.
И тут мне стало не по себе. Эйфория спала.
В душе зародилась тревога, и я попытался разо­браться в её причине.
Странное ощущение – неправильности и нереальности происходящего. Что-то не так, но – что?..
Я остановился.
Прислушался…
В глубине леса скрипнуло дерево, и этот тихий звук заставил меня вздрогнуть.
Вот оно что!..  Тишина!..
В селе никогда не бывает такой тишины!
Не лают собаки, не кудахчут куры, не кричат гуси. Даже щебета птиц не слышно.
Улица пуста.
Я присмотрелся внимательнее, и увидел: окна дома заколочены досками, заборы покосились, дворы заросли сорняками и крапивой в мой рост, а ставок превратился в болото…
Деревья и кусты давно не подрезали, они разрослись так, что скоро бывшее людское поселение станет частью леса и исчезнет.
Дойдя по главной улице до заброшенного клуба, я развернулся и медленно побрёл назад. Пусто…Чувство невыразимой тоски охватило меня.
Село вымерло. Где же теперь искать моих друзей?
Бродя в смятении по мёртвому селу, я упёрся прямиком в низкую кирпичную стену, за которой виднелись старые могильные кресты.
Кладбище.
Миновав приоткрытую калитку, я пошёл по дорожке, вьющейся среди густо заросших оградок и памятников, пока не оказался на поляне, очищенной от растительности.
Около трёх десятков сравнительно свежих земляных холмиков с деревянными крестами выстроились здесь ровными рядами.
Одинаковые кресты…
Одинаковые таблички…
И, что самое страшное, одна дата смерти: тридцатое апреля.
Пять лет назад. РОВНО пять лет назад!..
Побродив между скорбными холмиками и прочитав надписи, я в отчаянии опустился на ближайшую оградку: здесь были имена обоих однокурсников и троих друзей детства…
Ремешок рюкзачка сполз с плеча, на землю посыпались блокнотики, ручки, шоколадки – подарки, приготовленные для приятелей.
Я шёл в Галявинки, не зная, что их больше нет…
Господи, что же здесь произошло?!
Что случилось тридцатого апреля?!
И почему вымерло когда-то шумное и весёлое село?!

Словно в ответ на мои мысли, над лесом вновь пронёсся знакомый гудок.
Костя!
Его имени среди могил я не обнаружил, значит – он жив! И сейчас – где-то рядом!
Подтверждая мою догадку, невдалеке коротко взвыл старенький «ЛАЗовский» двигатель.

 Я вскочил и, на слух определив направление, ринулся вглубь кладбища, продираясь сквозь густой кустарник и разросшиеся деревья. В голове засела одна мысль: перехватить Костика, пока он не успел уехать.
Кустарник внезапно закончился, и я, не останавливаясь, вылетел на зелёный пустырь. Из молодой травы торчали  покосившиеся обугленные кресты и корявые горелые пни. Когда-то здесь бушевало пламя… А в самом центре возвышалась масса ржавого оплавленного железа, похожая на…
Я похолодел: в центре пустыря лежал на боку сгоревший автобус. Старый «Лаз», которых в любом колхозе полно…
Когда-то он слетел с дороги, покатился с холма, круша и ломая молодые деревья, и здесь, на кладбище,  сгорел. Вместе с пассажирами…
Вот что произошло в Галявинках в тот страшный день, пять лет назад!..
Вот откуда столько новых могил с одной на всех датой смерти…
Я медленно обошёл мёртвую машину, всматриваясь в покорёженный металл.
Да, это была страшная трагедия…
Но всё-таки она не объясняет, почему вымерло всё село!
Стоп… Костя! Я могу спросить у Кости! Ведь всего минуту назад он был где-то рядом, я ясно слышал гудок его…
И тут у меня чуть сердце не стало. Потому что в этот миг мой взгляд упал на четыре оплавленных прожектора и дудочку гудка на ржавой крыше.
Передо мной лежал Костин автобус. 

*   *   *

…Я не помню, как выбрался с кладбища, как прошёл пять километров до Ланового, но только очнулся  на следующий день в доме у тётки. И с дикой головной болью…
– Проснулся? – заглянула в комнату тётка. – И где же вы, племянничек, вчера так накушамшись? Праздник-то сегодня!
– А как я сюда попал? – вырвалось у меня. – Ничего не помню!
– Не удивительно, – добродушно рассмеялась моя родственница. – Пришёл, шатаешься, в руке пустая бутылка из-под водки, вторая – в рюкзаке. Полная. А машина где? Или ты автобусом приехал?
Признаюсь, при слове «автобус» меня передёрнуло.
– Машина там, возле Галявинок. Я в село ходил, думал друзей проведать…
– Ты что, в Галявинки ходил? – всплеснула руками тётка, и мелко закрестилась. Странно, раньше я не видел, чтобы она особо верующей была… – Тогда всё ясно…
– Что – ясно?
– Ясно, чего ты такой пришёл… На кладбище, небось, зашёл… Проведал друзей… Я-то и забыла, что ты не в курсе…
– Не в курсе чего? Аварии? Уже в курсе…
– Ну, авария – это ещё полбеды,  – понизив голос, сказала тётка. И вышла из комнаты.
Когда я привёл себя в порядок и вышел на кухню, тётя сидела за столом и ждала меня. Видно, невтерпёж ей было рассказать мне все новости. И как только я сел, она поставила передо мной кружку россола и тут же начала:
– Ты помнишь, как твой друг Костик автобус себе купил? – она снова перекрестилась.
Я кивнул.
– Помню, и как в красный цвет красил, и как прожектора ставил. Я ему помогал тогда…
– Да, и дуделку ту жуткую, с паровоза … – подхватила тётка.
– С тепловоза,  – машинально поправил я.
– Один хрен, – отмахнулась она. – Это не важно. Главное, что все довольны были. Людям-то в город часто нужно, а он по три раза на дню мотался. И брал не дорого, хоть деньгами, хоть бензином,  а хоть харчами. И водитель аккуратный был, уважительный…
Но вот, вчера с того дня в аккурат пять лет было, ехал Костик из города, автобус чуть не до крыши полон – там и свои, и городские были… Царствие им всем Небесное… А главное, я-то тоже с ними ехала… Но на нашем повороте он меня выпустил, а сам, сердешный, к Галявинкам свернул… Ещё погудел на прощание… Я и до дому-то дойти не успела, а за лесом как  бахнет, как запылает! Говорят, автобус на дороге не удержался, с холма слетел, да посреди кладбища и сгорел…
– И что, никто не спасся? – спросил я, внутренне сжимаясь.
– Никто, – вздохнула тётка. – Костик только… Его через стекло выкинуло, когда автобус катился. Да он всё равно не жилец… Пьёт по-чёрному, тридцати нет, а белый весь, седой…
– Так он живой? – обрадовался я. – А где он сейчас?
– У нас, в Лановом, и живёт… Они ж, почитай, все с Галявинок к нам и перебрались…
– Тётя, стой… Ну, авария – это я понимаю, пожар – тоже, но село-то почему вымерло? Чего люди ушли?
Тётка вздохнула.
– Плохое там теперь место, нехорошее. Как погорельцев-то похоронили,  так и началось. В ту же ночь услышали, как мёртвый автобус лесом ездит… Ездит, мотором воет, и дуделкой своей ревёт…
– И что?
– И ничего… К утру на Галявинках ни одной собаки, ни одной кошки не осталось.
– Умерли?
– Зачем умерли? Сбежали. К нам, в Лановое. Я у нашего Барбоса в будке трёх Тузиков нашла. Перепуганных. Потом хозяевам вернула, когда они сами к нам жить пришли. Но я не о том… Кажду ночь потом эта свистопляска продолжалась. Бабка-ведунья наша говорила: это покойнички домой воротиться хотят. Не воротятся – не будет жизни на селе, а воротятся – ещё хуже будет… Ну, так оно и случилось…Старики умирать начали. У коров молоко пропало, куры нестись перестали, мыши все харчи попортили: кошек-то на селе не осталось… Вот так галявинские к нам и перебралися,  дома понастроили, и живут. А я тебе так скажу: хоть до Галявинок и далече, а мы и тут автобус тот слышим… Как услышишь, так сразу и ноги ватные, и мурашки по спине бегают, и страх такой нападает… Что хоть под лавку забейся и плачь…
Вот так-то, Ванёк… Да, сегодня мы картоху не садим: усопших галявинских поминаем… Так что можешь пока отдыхать, а завтра – на плантацию, трудиться.
Я воспользовался свободным днём (точнее, тем, что от него осталось – проснулся я поздновато), отыскал нескольких друзей детства, посидели, да общение не сложилось. Поэтому, пока не стемнело, пошёл я выручать свою машину.
У крайнего дома, на лавочке, я увидел какого-то мужичка: в спортивном костюме, седого, со сморщенным лицом. Где-то я его раньше видел, а где – никак не мог вспомнить.
Увидев меня, мужичок махнул рукой:
– Здорово, Ванюха… Давненько не приезжал к нам… Не узнаёшь?
Я узнал. Это был Костик… Вот только выглядел он на все пятьдесят, если не больше. 
– Здорово, Костян. Да, изменился ты…
– Изменился… Батя мой моложе выглядит… – Костя поднялся с лавочки. – Далеко идёшь?
– К Галявинкам… – Нехотя признался я. – Возле леса вчера машину оставил. Проведать вас хотел…
– А, так ты, значит, не знаешь ничего? – каким-то безжизненным голосом спросил Костя.
– Ну почему же… Знаю, тётка рассказала.
– Хорошая твоя тётка женщина… Да и ей не всё известно… Ты не против будешь, если я с тобой прогуляюсь?
– Отчего же, пошли!
Шли мы неспеша; Костя молчал, а я ни о чём его не спрашивал. Захочет – сам расскажет.
Моя бедная «Таврия» стояла на том самом месте, где я её оставил. Костя подошёл и присел на поваленный ствол, поглаживая его рукой.
– Всё ещё здесь… Но он меня не спасёт…
– Ты о чём? – не въехал я.
– О вот этом дереве. Это осина. Говорят, спасает от разной нечисти… Но не от себя…
– От себя?..
– Вань, он ищет меня. Меня, своего хозяина…
– Да кто ищет-то?!
– Он, Ваня. Мой автобус… – Костя с тоской оглянулся на лес. – Понимаешь, это я… Я во всём виноват… Это я должен был лежать там, одним из тридцати… А ещё лучше – только я…
– Костя, не надо… – попытался я успокоить друга.
– Ты же ничего не знаешь!!! – вдруг крикнул он. – Это я их всех убил! А ведь там была и моя семья! Мои родители и моя… Жена…
– Жена? Ты был женат? – удивился я.
– Был… Целую неделю.  И на тех праздниках мы должны были уезжать в свадебное путешествие, чтобы всё, как у людей. Я работал последний день. Потом собирался передать автобус бате, чтобы он людей возил, покуда мы путешествуем… Но… Встретил в городе пару знакомых… Они и раскрутили… «Последний рейс, за свадьбу – святое! За долго и счастливо!». Ну, я и повёлся, дурак бесхребетный… Долго и счастливо… – Он опустил голову, и по его щекам заструились слёзы.
Уже почти стемнело, а Костя всё молчал. Молчал и я, подавленный его рассказом.
– В тот вечер было очень сухо и душно, – заговорил он вдруг. – Выпил я немного, но от духоты в автобусе меня просто отрубило. Очнулся, когда было уже поздно. Я попробовал спасти людей, но меня просто выбросило, выбросило через разбитое стекло… Только меня!!! Господи, за что?! Почему меня, а не кого-то из моих друзей или близких… Они все погибли… Все… А я живу! Почему такая несправедливость, Вань? Меня ведь даже не посадили! Никто не узнал, что я пил в ту ночь!!!
Я молчал, но, даже если бы что-то и сказал, мой друг вряд ли бы услышал.
– Ваня, каждую ночь он приезжал за мной. Он звал меня, искал.  А я боялся выйти. Боялся! И не потому, что я боюсь умереть… Я боюсь снова увидеть лица тех, кто погиб из-за меня… Но этого никто не знал… Гудок, который я ставил, чтобы было весело, сейчас заставляет людей и животных дрожать от ужаса… Ваня, это из-за меня погибли Галявинки… Из-за моего страха… Сначала собаки, кошки, гуси,  потом люди – все ушли, никто не в силах выдержать этот ужас.  А я ушёл с ними. Если бы не ваша знахарка из Ланового, он пришёл бы и туда… Ваше село постигла бы та же участь! Но она наказала мне перекрыть дорогу осиновым стволом. Этой преграды ему не одолеть… Нет, не одолеть… Каждой ночью он подходит сюда, и зовёт меня. Зовёт. Они зовут… Она… Зовёт… Меня… – Он снова уронил голову и залился слезами. – Ваня, мне страшно, мне очень страшно, но я должен это сделать! Только, прошу, не оставляй меня, ладно? Побудь со мной…
Поверить в то, что он мне рассказал, было практически нереально. Но… Я слышал вчера зов его автобуса. Слышал, и поэтому поверил. И мне стало не просто страшно, а ужасно страшно!
– Мне тоже страшно, Костя. Но я буду с тобой. До конца.
Он посмотрел мне в глаза и только молча кивнул.
В этот самый момент в глубине леса раздался далёкий скрежет.
– Он идёт… – просто сказал Костя, и я почувствовал, что душа моя устремилась к пяткам.
Из леса послышался тоскливый, щемящий сердце вой «лазовского» двигателя. Затем – мощный, ровный гудок. От его звука я чуть не потерял сознание.
– Вань… Не уходи… – Придержал меня Костя. – Без тебя я не смогу… А я должен!
Вой приближался. И вот из-за дальнего поворота блеснули огни приближающегося автобуса. Две фары и четыре прожектора на крыше заливали лесную дорогу тусклым холодным светом. Ржавое чудовище неслось на нас, лязгая оторванной обшивкой и скрежеща голыми ободами по асфальту.
С трудом отведя взгляд в сторону, я взглянул на Костю.
Мой друг сидел рядом сжавшись, став как будто вдвое меньше. В его глазах отражался УЖАС, и в то же время – ожидание чего-то. И вдруг он вскочил и бросился по дороге прочь от леса. Господи, как я его понимал в этот момент! Но меня самого ужас сковал настолько, что двинуться с места я не мог. Одна мысль сверлила мозг в этот момент: «хорошо, что я по другую сторону ствола…».
С диким грохотом автобус на полном ходу врезался в ствол. Заскрежетало железо, посыпались остатки стёкол, двигатель взревел, и сухая осина разлетелась в щепы. Я отлетел в сторону, успев заметить, как превращается в мятую жестянку моя «Таврия»…

*  *  *

– Ванёк, очнись!
Господи, как болит голова!   Неужели я снова вчера перебрал?
– Ваня, приди в себя!
Кто-то мягко похлопал меня по щекам.
Я открыл глаза.
Ночь была в самом разгаре. Над головой светили звёзды.
Я лежал на траве у дороги, а надо мной склонились двое – парень и девушка. Лица обоих были мне знакомы… Стоп, это же Костя! Только он совсем не седой, и на лице никаких морщин!
– Костик, это ты? – вскочил я.
– Я, я, не волнуйся. Машу ты тоже знаешь, – он кивнул в сторону девушки.
Да, я знал Машу. С детства. Когда-то даже пытался за ней ухаживать. Стоп!..
– Костя, Маша – твоя?..
– Да, Ванюша,  я его жена, – ответила девушка. – И благодаря тебе мы можем продолжить наш медовый месяц, так трагически прерванный… Костя, я тебя жду!
Улыбнувшись мне, девушка отошла в сторону.
– А… А где автобус?
– Ждёт… – шепнул Костя. – Спасибо, без тебя я бы не справился. Я ведь почти сбежал… Снова сбежал! Но увидел, что ты остался – и вернулся. Спасибо, Ванёк!  И… прости его за твою машину…
Со стороны дороги раздался вой заводящегося двигателя.  
– Торопит – вздохнул Костя, вставая.  – Прощай, друг, может, ещё свидимся! Да, и ещё – никогда не пей за рулём!
Ржавая водительская дверь со скрежетом распахнулась. Махнув напоследок рукой, мой друг занял своё место за рулём.
С рёвом и скрежетом мёртвый автобус развернулся, взвыл двигателем и медленно пополз по дороге в лес, скрываясь с глаз.
Долгий, тоскливый тепловозный гудок пронёсся над лесом и затих. Навсегда.

*  *  *
Вот и вся история. Могу только добавить, что очнулся я утром в своей машине, целой и невредимой, возле разбитого в щепы осинового ствола. Очнулся и спокойно поехал к тётке в Лановое садить картошку.
Тело бедного Кости нашли возле сгоревшего «ЛАЗа» на кладбище в Галявинках. Там его и похоронили – рядом с женой.
Хоть после смерти Костика мёртвый автобус перестал тревожить людей, Галявинки так и остались заброшенным селом. Зато над ними снова щебечут птицы…
Это было прошлой весной. Прошло больше года, но я помню всё, как вчера. И буду помнить через десять, и через двадцать лет.
Ведь я до сих пор не могу без замирания сердца слышать далёкий тепловозный гудок…
Такое не забывается…

12 – 13 мая 2008 года

2 комментария: